Print Friendly, PDF & Email

Торговля с Китаем и выход на рынок Поднебесной давно интересуют российский бизнес. Однако наполнение двусторонних торгово-экономических отношений, к сожалению, не коррелирует с высоким уровнем сотрудничества на официальном уровне. Каковы основные препятствия для дальнейшего развития торговли, и откроет ли 14-й пятилетний план Китая новые возможности для России – об этом редакция Asia Business Blog поговорила с Сергеем Цыплаковым, который более 10 лет возглавлял Торговое представительство России в Китае.

Сергей Сергеевич, Вы много лет следите за происходящим в торгово-экономических отношениях России и Китая. Каковы позиции российского бизнеса в торговле с Китаем?

Если мы посмотрим на ситуацию в российско-китайской торговле, то мы увидим две характерные тенденции. Роль Китая в российской внешней торговле уже много лет непрерывно возрастает. По данным российской таможенной статистики, доля КНР во внешнеторговом обороте России в 2010 году была на уровне 9,5%, а по итогам 2020 она превысила 18%. Мы видим стабильный рост, и особенно заметно эта доля растет в российском импорте. Если в 2010 году она составляла 17%, у Китая уже тогда были крепкие позиции, то в 2020 году она достигла 23,7%. Если же мы будем брать российский экспорт, то мы тоже увидим рост значения китайского рынка для нашей страны. В 2010 году доля экспорта в Китае составляла 5,1%, а сейчас 14,6% от всего российского экспорта.

О чем свидетельствуют эти цифры? Во многом о том, что мы и так видим невооруженным глазом. Идет усиление позиций Китая на российском рынке импортных товаров. При этом происходит расширение китайского импорта в Россию по всем позициям. Если раньше Китай однозначно увязывался только с импортом потребительских товаров, то сейчас он выходит и на рынок машинно-технической продукции: машин, оборудования и т.д. С другой стороны, растущая доля Китая в экспорте России свидетельствует о том, что интерес к КНР со стороны российского бизнеса также растет.

Интереснее и показательнее будет рассмотреть ситуацию с другой стороны. Если мы посмотрим на позиции России во внешней в торговле Китая, то картина будет неоднозначной. Удельный вес России в товарообороте КНР мало колеблется, даже на протяжении последних 20 лет ситуация мало изменилась. Согласно китайской статистике, если в 2015 году доля России в обороте Китая была 1,72%, то в 2020 – 2,32%. При этом доля России в китайском экспорте увеличилась с 1,5% до 1,95%, а доля в импорте выросла с 2,02% до 2,8%. Учитывая, что Россия имеет меньше 3% в китайском импорте, очень сложно говорить о каких-то позициях российского бизнеса.

Когда мы говорим о российском присутствии на китайском рынке, мы должны помнить, что сама структура российского экспорта в Китай сконцентрирована всего в нескольких товарных позициях. Прежде всего это нефть, по этой позиции Россия на протяжении многих лет делит первое место с Саудовской Аравией. При этом нефть занимает почти две трети российского экспорта в Китай. Частные компании не имеют возможности заниматься поставками нефти в крупных объемах, это в значительной степени монополизированная государством отрасль, основным игроком которой является Роснефть. В Китай также увеличиваются поставки российского газа, но и в этом сегменте тоже работают от силы одна-две компании, в первую очередь Газпром, в последние годы еще Новатэк. Кроме того, Россия также является крупнейшим поставщиком древесины и угля.

Если говорить о частном российском бизнесе, то его реальная доля крайне мала. И что получается, кем представлена Россия на китайском рынке? С одной стороны, это сверхкрупные компании с государственным участием, несколько крупных частных компаний и мелкие игроки, которые делают одну-две поставки. А средних компаний очень мало – в этом специфика российского бизнеса, работающего с Китаем. И положение, при котором товарная торговля с Китаем сконцентрирована в очень ограниченном количестве товарных позиций, накладывает большой отпечаток на российский бизнес.

Российские компании, особенно в сфере потребительских товаров, часто стремятся выйти на китайский рынок, однако не каждая попытка оканчивается коммерческим успехом. Недавно, например, в Китае закрылась российская сеть пиццерий Dodo Pizza. Какие основные ошибки совершают российские компании?

Что касается китайского потребительского рынка, то для российских компаний это дело новое, и вход на этот рынок сопряжен с большими трудностями. На китайский рынок в основном выходят компании, которые им никогда не занимались, да и вообще не поставляли свою продукцию в дальнее зарубежье, и они сталкиваются с очень большими проблемами. Они обнаруживают, что китайский рынок крайне конкурентен, что в их сегменте действует не только Россия, но и развитые страны Европейского союза. В последние годы на этом рынке активизируются и государства Восточной Европы, что особенно актуально для сегмента пищевых потребительских товаров.

В этих условиях российским компаниям очень сложно. Для того, чтобы продвинуть свою продукцию, необходима мощная рекламная кампания. А вот наши экспортеры в категории потребительской и конкретно пищевой продукции зачастую даже финансово не способны провести массовую рекламную кампанию, чтобы продвинуть свою продукцию.

При этом вообще вопрос открытия китайского рынка актуален для всех экспортеров в мире, а не только для России. Эта проблема поиска подходящих товаров для Китая стояла еще с XVIII века, и она во многом стоит и сегодня: отдельные товары могут стать резко популярны, в то время как близкие к ним товарные категории внезапно могут оказаться невостребованными.

Я думаю, что основные ошибки, которые делают российские компании в потребительском секторе, выходя на китайский рынок, можно определить следующим образом:
(1) Компании недооценивают остроту конкуренции, которая существует на рынке;
(2) Предприниматели зачастую действуют вслепую, не зная специфики рынка и пристрастий потребителей, не имея надежных партнеров в Китае, кто мог бы помочь в продвижении;
(3) Наконец, компании ориентируются на истории успеха нескольких групп потребительских товаров, которые могут быть нерелевантны для большинства предпринимателей в силу некоторых причин. Так, можно привести в пример российское мороженое, которое завоевало популярность не столько благодаря качеству, сколько за счет рекламы первыми лицами двух стран.

Недавно Минкоммерции Китая опубликовало список российских товаров, пользующихся наибольшим спросом в Китае. Среди них шоколадные изделия, мороженое, мед, янтарь и еще две-три подобных товарных позиции. Это хорошо отражает место России в торговле с Китаем.

Есть ли все-таки какие-то показательные истории успеха российских компаний?

Если говорить о каких-то успешных историях, то был кейс с пивом “Балтика”. Оно завоевало в свое время хорошие позиции, но с ростом популярности у компании возникли проблемы с неправомерным использованием ее товарного знака. Российская мука также присутствует на рынке, но в этом сегменте очень высока конкуренция. Импортная продукция в Китае всегда стоит дороже, чем отечественная, а попав в более высокий ценовой сегмент, российская мука сталкивается с очень жесткой конкуренцией со стороны австралийской, немецкой, американской муки. Что касается таких товаров как мёд, здесь присутствует естественный ограничитель в виде внутренних ресурсов. Возникает логичный вопрос: а есть ли что поставлять в Китай в достаточных масштабах, или же продукция будет поставляться в ущерб внутреннему рынку?

В конце нулевых, когда я еще работал Торгпредом, уже были видны перспективы поставок российской сельскохозяйственной продукции. В последнее время эти перспективы начали реализовываться. Однако здесь нужно отметить, что, когда глобальный спрос на зерно начал подниматься и мировые цены выросли, Россия столкнулась с проблемами нехватки зерна для внутренних нужд. В результате правительство вынуждено было пойти на ограничительные пошлины.

Сейчас эти пошлины еще больше расширились. С 1 июля 2021 года Правительство вводит комбинированную пошлину, только адвалорная часть которой будет составлять до 50% стоимости экспортируемых товаров – например, около 200 евро пошлины на тонну растительного масла. Таким образом, эти пошлины фактически станут запретительными.

Тот факт, что правительство вынуждено идти на такие меры, свидетельствует о слабости производственной базы. То же самое мы наблюдаем с соей. Когда в 2018 году началась американо-китайская торговая война, Китай ввел повышенные пошлины на ввоз американской сои. Тогда многие говорили, что для России открылись большие возможности для поставок сои. И наша страна действительно несколько увеличила экспорт сои в Китае, но ее доля на рынке все равно осталась незначительной: так, в прошлом году Китай импортировал более 100 млн. тонн сои, а Россия ставит задачу увеличить экспорт лишь до 2 млн. тонн. И даже в этой ситуации сравнительно небольшое увеличение поставок в Китай привело к тому, что внутренний российский рынок оказался полностью оголен. В итоге соя тоже попала под запретительные пошлины, что было сделано с целью недопущения резкого роста цен внутри страны.

Таким образом, все эти примеры говорят о следующем: не имея мощной производственной базы внутри страны, даже в случае успеха очень сложно говорить о долгосрочном выходе на китайский потребительский рынок.

А как в целом китайские потребители оценивают продукцию, идущую из России? Есть ли какое-то общее представление о российских товарах?

Я думаю, это сложный вопрос, здесь трудно ответить однозначно. Отталкиваясь от собственного опыта, я бы сказал, что особого представления о российских товарах у массового китайского потребителя нет. Однако есть на уровне общественного подсознания понимание, что российские товары — это экологически чистый продукт. Но я бы не сказал, что это отношение общее и принципиальное. Здесь, однако, нужно смотреть по регионам: так, представление о российских продуктах в приграничной провинции Хэйлунцзян, очевидно, лучше, чем в наиболее густонаселенных и развитых, но далеких от России провинциях юга и востока Китая.

Мне кажется, что перед Россией как раз и стоит задача формирования имиджа российской продукции. Если говорить откровенно, то в нынешних условиях речи о том, чтобы сформировать устойчивые бренды, не идет. В этом направлении надо работать, но это мало достижимо. Даже если мы вернемся в прошлое и возьмем хрестоматийный пример с мировым брендом Coca-Cola, то даже такая крупная и известная компания была вынуждена потратить немало денег на отдельный конкурс для разработки выигрышного названия продукта на китайском рынке (可口可乐).

Чтобы сформировать бренд на китайском рынке надо, по-хорошему, иметь определенный задел на мировом рынке. У российских компаний такого задела нет, равно как зачастую нет и сопоставимых средств, чтобы раскрутить свой бренд. Такая ситуация в целом лишь отражает ту реальную ступень развития, на которой сейчас находится российский рынок.

Но есть и другой момент – отношение к стране. В действительности, мне самой главной задачей видится формирование не отношения к конкретным брендам, а отношения именно к российским товарам потребительского сектора в целом. Так, с Италией как у нас, так и у китайцев ассоциируется пицца, со Францией – вино и т.д. Россия также выходит на китайский потребительский
рынок в первую очередь с пищевой продукцией, однако стойкой ассоциации у китайских потребителей пока нет.

С учетом имеющихся “подсознательных” настроений общества в Китае, было бы целесообразным формировать имидж российских продуктов как “зеленых”, экологически чистых. Эта тема сейчас очень популярна в Китае. “Зеленая” продукция постоянно обсуждается, и даже не столько в свете цели по переходу к углеродной нейтральности к 2060 г., сколько с точки зрения интереса самих людей в части безопасности товаров. Вопрос качества продовольственных товаров стоит в Китае очень остро, и для России наиболее оптимальным вариантом может быть формирование имиджа страны-производителя качественной и чистой продукции.

Однако, чтобы добиться соответствующего имиджа нужно два условия: (1) российские экспортеры должны сами формировать общее отношение к российским товарам как к экологически чистым, (2) это должно безусловно подкрепляться шагами внутри страны, российским Правительством. Если этого не будет, разрыв между словами и делами в итоге приведет, наоборот, к ухудшению имиджа российских товаров.

Кроме потребительских товаров, Россия поставляет в Китай и биржевые товары. В российской бизнес-среде есть мнение, что задержки товаров на границе связаны с нетарифными ограничениями со стороны Китая. Правда ли это так, или все-таки причины скорее связаны с логистикой?

Проблемы с задержками российских товаров, действительно, в основном связаны с вопросами логистики. До 2010 года и запуска нефтепровода Китай-Россия торговля нефтью осуществлялась по железной дороге, поставки шли по государственной линии, при этом ежегодно возникали задержки на железной дороге. Для ее решения даже была создана рабочая группа в рамках механизма регулярных встреч глав правительств, которая занималась обеспечением нефтяных перевозок в пиковые сезоны. Проблема не была решена полностью даже с таким стратегически важным ресурсом, как нефть, и исчезла только с вводом в строй нефтепровода. С другими же товарами вопросы до сих пор остались.

Это связано со многими факторами, в том числе и с китайской стороны. В частности, проблемы возникают и со стороны китайских железных дорог, где приоритетом зачастую являются внутренние перевозки, в том числе перевозки угля по стране для обеспечения работы ТЭЦ.

Однако главная проблема, как мне видится, все же кроется в неразвитости погранпереходов. Мы очень мало продвинулись в развитии сети погранпереходов на российско-китайской границе. Основная часть грузов по-прежнему проходит через единственный переход – Забайкальск-Маньчжурия. Так и не вступил в эксплуатацию мост Нижнеленинское-Тунцзян, хотя он задумывался как транспортная артерия, которая была призвана обеспечить поставки железной руды из России в Китай. Есть немало предложений с российской и китайской стороны по строительству новых погранпереходов. Например, съезд с Транссиба Лесозаводск-Хулинь, который на порядок дешевле, чем строительство моста через Амур. К сожалению, за последние годы проблема не получила своего решения, железная дорога по-прежнему остается узким местом, и поэтому там возникают задержки грузов.

Что касается использования этого вопроса китайцами как нетарифного барьера, честно говоря, я не могу это прокомментировать, так как те, кто это утверждает должны представить факты, и тут нужно разбираться в каждом конкретном случае. Я сомневаюсь, что здесь есть какое-то рациональное зерно, так как поставки в основном идут уже по частично оплаченным контрактам.

Если нужно было бы вводить нетарифные барьеры, Китай давно мог бы это сделать. Так, например, сейчас Россия сама тормозит и не хочет экспортировать лес, но некоторое время назад, когда Китай ввел обязательную фумигацию леса, Россия оказалась неспособной организовать ее на своей стороне, и Китай взял это на себя. Если бы китайцы хотели вводить нетарифные барьеры, они могли бы просто не брать наш лес. Это распространяется и на остальные товарные позиции.

Кстати говоря, в связи с коронавирусными рисками китайская сторона довольно легко ввела ограничения на поставки рыбы и морепродуктов из России. Вне зависимости от того, справедливы ли опасения по поводу присутствия вируса в российской рыбной продукции, факт остается фактом: если китайская сторона действительно хочет ограничить ввоз определенного товара, она беспрепятственно это делают во вполне открытой форме, а не в виде задержек на границе.

Более того, нужно понимать, что заявления о нетарифных, скрытых барьерах – оружие обоюдоострое. Китай ведь тоже может назвать немало примеров неявных ограничений с нашей стороны: к примеру, это касается китайских овощей и фруктов.

Помимо вопросов торговли, для двусторонних отношений важны и приоритеты развития самой КНР. В марте в Пекине приняли 14-й пятилетний план, акцентом которого стало дальнейшее развитие промышленности. Появятся ли у России новые возможности для встраивания в цепочки добавленной стоимости?

Наши предприятия в целом уже находятся в этих цепочках. Другой вопрос в том, что они находятся в самом низу цепочки и в основном выступают как поставщики сырья и полуфабрикатов. В будущем, конечно, возможности для производства и поставок продукции с более высокой добавленной стоимостью нельзя исключать, однако, если мы говорим о пятилетнем плане, пока таких перспектив не видно.

Здесь можно было бы, наоборот, подумать о том, чтобы российские предприятия встроились в китайские цепочки на территории России. Китай увеличивает свое присутствие в России в секторе автопрома. Уже очевидно доминирование Китая в производстве бытовой электротехники. В этих сферах российским предприятиям в перспективе могут помочь какие-то требования по локализации производства, если они будут приняты. В таком случае российский бизнес сможет организовать производство деталей на территории нашей страны.

Кроме промышленности, в пятилетнем плане сделан акцент и на развитии науки и техники. В документе выделены 7 приоритетных направлений, среди которых искусственный интеллект, квантовые коммуникации, разработка микросхем, науки о мозге, биотехнологии, медицина и полярные исследования. Есть ли здесь возможности для сотрудничества?

Я думаю, такие возможности в основном лежат на поверхности: это, в первую очередь, арктические исследования и медицина. Однако в этих сферах наши страны уже сотрудничали и раньше, и сам по себе пятилетний план вряд ли изменит что-то в этом плане – сотрудничество будет продолжаться.

Что касается искусственного интеллекта и других компьютерных разработок, здесь возникает вопрос, есть ли у нас какие-то преимущества и специальные знания, которых еще нет у Китая и которые мы могли бы предложить китайской стороне. Если такое имеется, то китайцы, конечно, будут готовы вести сотрудничество. Другой вопрос, не будет ли “утечки мозгов”? Да, это вполне вероятно. Здесь важно уметь защитить свою интеллектуальную собственность, чтобы это не привело, как говорят китайцы, к закупке “人才” (ред. – “талантов”).

Когда мы говорим о передовых технологиях, которые определяют будущее, безусловно, важны и вопросы национальной безопасности. Если мы посмотрим на основные установки пятилетнего плана, то одна из ключевых задач сформулирована как “развитие и безопасность”. Следует обратить внимание, что безопасность здесь стоит наравне с развитием. Я думаю, что партнеры Китая должны ставить такие же установки. Фактор безопасности должен учитываться равновесно и зеркально.

Наконец, третьей важной темой пятилетнего плана является “зеленое” развитие Китая. Переход к углеродной нейтральности и акцент на “зеленый курс” открывают большое количество новых рынков. Есть ли здесь что-то интересное для России, где она сможет встроиться и найти новую нишу?

Если оставить в стороне продажу квот на выбросы, которой, возможно, не будет существовать в трансграничном масштабе, то сейчас очень сложно говорить о том, на чем Россия в этой нише может действительно заработать. В приоритете чистая энергетика на альтернативных источниках, а здесь мы очень сильно отстаем от Китая.

Если говорить откровенно, сама идея зеленой экономики у нас не то, чтобы отвергалась, но ей долгое время не уделялось должного внимания. Насколько мне известно, Минэкономразвития России, которому поручено заниматься вопросами “зеленой экономики”, только вырабатывает критерии отнесения тех или иных проектов и предприятий к “зеленому” развитию. Активность в этом направлении, безусловно, есть, но вся работа пока находится на первоначальных стадиях.

А между тем у Китая эти вопросы находятся в центре повестки дня экономического развития. Тот же Народный банк Китая уделяет огромное внимание “зеленому” финансированию. КНР уже договаривается с Европейским союзом о единых критериях развития “зеленой” экономики. В этом плане страна очень сильно продвинулась.

На производственном уровне мы видим бум развития электромобилей. Китай сам является крупнейшим производителем электромобилей. При этом иностранные игроки тоже заинтересованы в выходе на китайский рынок. Так, Tesla открыла завод в Шанхае и уже стала одним из крупнейших поставщиков. Однако уже подтягиваются и китайские компании, такие как BYD, Xpeng, Nio. В частности, Xpeng, совсем молодая компания, уже собирается строить второй завод в провинции Гуандун. Дальше идет речь о развитии транспорта на водородном топливе.

Я не слышал, чтоб в России серьезно занимались вопросами развития электромобилей, да и солнечной и ветровой энергии не придается особого значения, так как страна и так обеспечена невозобновляемыми источниками энергии. Сотрудничество возможно только тогда, когда есть два партнера, готовых работать по соответствующему направлению.

С другой стороны, я не разделяю алармистских настроений по поводу того, что Китай, развивая “зеленую” энергетику, откажется от российского газа. Правительство, к слову, включает газ в сферу чистой энергии, поэтому противопоставлять поставки газа и “зеленое” развитие Китая не стоит.

Даже если не брать во внимание такие формальные моменты, все равно, как минимум до 2030 года, отказа от российского газа не произойдет. Так, стране сейчас просто необходимо отказываться от угольной генерации, потому что проблема загрязнения воздуха в последние время достигла критической черты. В свою очередь налаживание стабильной генерации от альтернативных источников займет определенное время, а жить-то надо сейчас.

В этой связи вопрос перехода на газ в Китае стоит достаточно остро, и в ближайшие 10 лет это будет позитивным фактором для российской газовой отрасли. Дальше, конечно, сложно давать прогнозы, так как мы сами не всегда представляем, какие изменения произойдут в науке и технике. Однако в целом, в обозримой перспективе, значительных рисков для России в этом плане я не вижу.

Наконец, еще одной перспективной сферой для сотрудничества является атомная энергетика, которая также относится в Китае к чистой. Здесь сотрудничество двух стран давно налажено и ведется достаточно успешно – достаточно вспомнить Тяньваньскую АЭС. В последние годы в этой сфере достигнуты неплохие для России договоренности о возможности дальнейшего строительства атомных станций на территории КНР. В свою очередь Китай, который на некоторое время затормозил развитие отрасли после аварии на японской АЭС Фукусима-1, сейчас возобновляет строительство атомных станций с новой силой. В этой связи сотрудничество будет продолжаться, и у России есть определенные заделы на будущее. Впрочем, есть и риски: Китай в последнее время все больше пытается продвигать собственные разработки и оборудование для АЭС.

Таким образом, если связывать газ и атомную энергетику с “зеленым” развитием, с этой точки зрения, у нашей страны в ближайшие годы будут возможности расширить сотрудничество и заработать на растущих рынках.

Нравятся статьи этого автора? Подпишитесь на социальные сети!

Вход

Добро пожаловать!
欢迎光临!환영합니다!ようこそ!Chào mừng!
Регистрация
Продолжить в Google

К выбору тем